Из цикла Александра Красилова «Сонеты к отчаянию«

XIV (Бытие)

Ход  бытия  –  прелюбопытнейший  предмет.
Его  привычность  и  обыденность  –  обман.
И  жизнь  совсем  не  прозаический  сюжет.
Она,  скорее,  поэтический  роман.

Порою  –  длинный,  а  порою  –  нет.
Достоинство  ли  в  этом  иль  изъян?
Возможно,  неожиданный  ответ
в  блистательной  развязке  будет  дан.

Читай  внимательно  –  советую  тебе  я.
И  дело  даже  не  в  количестве  страниц,
не  в  том,  что  замыслу  присущ  высокий  строй.

Какой  бы  странной  ни  казалась  эпопея,
средь  многочисленности  действующих  лиц,
найди  себя,  поскольку  ты  –  её  герой!

XVIII (Черновики)

Признáюсь,  грешен!  Я  храню  черновики.
Не  потому,  что  я  свой  труд  ценю  высóко.
Бывают  дни,  когда  предельно  одиноко,
когда  не  пишется  ни  слова,  ни  строки.

Тогда  беру  я  пожелтевшие  листки,
почти  забытые  за  давностию  срока.
Нестойкой  памяти  подсказывает  око,
как  возникали  вдохновения  ростки.

Здесь  –  только  ребусы  бессчётных  исправлений.
А  тут,  как  видно,  был  со  мною  добрый  Гений.
А  там  –  отрывок  скромный  без  начала  и  конца.

Вот  так  и  жизнь  моя  –  как  этот  пёстрый  ворох:
совсем  не  много  дней  отыщется,  в  которых
не  отступил  я  ни  единой  долькой  от  лица.

XX (Корректор)

Корректор,  столь  неведомый,  зачем
мой  текст  уродуешь  нелепой  правкой?
Избавь,  пожалуйста.  Ведь  я  твой  хлеб  не  ем.
Не  лезь  и  ты  –  ни  с  уменьшеньем,  ни  с  добавкой.

Ни  с  запятыми,  ни  с  тире  не  хулигань.
На  строки  глядя,  не  облизывайся  сдобно,
поскольку  русским  языком,  включая  брань,
владею  я  достаточно  подробно.

Пусть  будет  так:  что  произнёс  –  то  и  сказал.
Я  сам  отвечу  за  избыточность  и  скудность.
Снимать  одежды  –  мелкотравчатая  трудность.
Оставь.  Не  нарывайся  на  скандал.

Не  облегчай  стихов  моих  наряд,
чтобы  с  досады  я  не  перешёл  на  мат.

Автор: Ефим Хазанов

* * *
Бегу, как в детстве, на речной обрыв,
Душа моя восторженно немеет…
Здесь куст осенний, как застывший взрыв,
На солнце желтизною пламенеет.
И на четыре голубых угла
Метнётся взгляд за поиском предела
И не найдёт.
И надо два крыла,
Чтобы с обрыва стартовало тело
Туда, где солнце низвергает медь
На облаков курчавые тулупы.
…Какое горло надо мне иметь,
Какие сверхчувствительные губы,
Чтобы, держа в них света лепестки,
На мощном и стремительном разбеге,
Когда душа привстанет на носки,
Не расплескать их запаха и неги.
А там, над твердью, где бессмертен миг,
Где встанет время, и углы исчезнут,
Где смолкнут звуки, и застынет мир, —
Не будет ничего, а будет бездна.
А будет только строчка про обрыв,
Обрывочная боль воспоминаний:
Про куст осенний, что застыл, как взрыв,
Про всхлипы вёсел в утреннем тумане;
Про бег реки и загорелый лес,
Про ветер и родство его порыву…
Уходит жизнь.
И времени в обрез.
И надо мне успеть ещё к обрыву.

♣