Рассказ главным образом пойдёт о светлом человеке, моей подруге — Гадалиной Ирине, со дня гибели которой в сентябре этого года исполнится 20 лет.

…Нам было 15. Можно особо не подчёркивать, что мы были юны, безмятежны, ветрены. Только-только поступили в 10-й класс. Впереди рисовались радужные перспективы будущего — открывался целый мир открытий и первых, самостоятельных шагов.

Иринка жила в соседнем подъезде. Иногда я заходила за ней, и мы шли в школу. Учились мы в параллельных классах. Помню, однажды зашла за ней, а она ещё в ночной рубашке — проспала! Ах!.. Я глянула на часы: без 15 минут 8. Она носилась по квартире, как метеор. Больше никогда в жизни не видела такой скорости. Ей хватило 5-ти минут, чтобы одеться. В школу мы зашли без 5 минут 8, не опоздали, но после этого я перестала за ней заходить. Встречала её на улице, всегда улыбчивую, смеющуюся, шутящую, здоровались, обменивались несколькими фразами о том, как обстоят дела, и продолжали жить дальше, каждая своей жизнью.

Моё самое яркое впечатление об Ирине родом из детства. Как-то после школы я вышла на улице и увидела её, мающуюся с огромным портфелем и в неудобной школьной форме. Оказывается, она не могла попасть домой, поскольку брат где-то задерживался, мама была на работе, и я составила подружке компанию. Мы сидели с ней несколько часов кряду в подъезде на батарее, болтали, играли, носились по лестнице. Нас пригласила в гости соседка на чай, мы с радостью согласились. Потом, уже став взрослыми, часто вспоминали этот обалденный аромат малинового варенья, вкуснейшие печеньки с маслом и горячий чай в красивых фарфоровых кружках на блюдечках. Чувствовали себя настоящими принцессами на торжественном приёме!

Дети того времени не знали интернета и больше всего обожали играть на улице с друзьями. Я Иринку любила, а ещё в тайне завидовала ей — всё у неё было лучше: и в мою любимую школу она попала легко и с первого класса, и вместо портфеля у неё сумка, и в семье она младшая из детей, и разодетая она всегда, как кукла. Это ли не признаки детского счастья?

Так мы росли: то вместе, то порознь. Шёл роковой 95-й. Первые числа сентября. По школе разнеслась весть: Иринка в больнице, ей делают экстренное промывание желудка от уксусной эссенции, которой она хотела покончить собой.

… Священник провёл в храме таинство отпевания. Это было запрещено, но оказалось, что бывают исключения. Ирина лежала в гробу в белоснежном подвенечном платье с таким безмятежным выражением на лице, будто не было испытанных мук. Я смотрела на неё, и в голове навязчиво звенело: «Почему?! Ирина! Зачем???!!!»
Не было больше моей весёлой и жизнерадостной подружки-хохотушки… Зеркало трельяжа в коридоре Ириной квартиры было исписано помадой. Перед тем, как выпить смертельное зелье, она написала письмо маме, изрисовала зеркало сердечками, цветами, завитушками и словами: «Я вас всех люблю!!!»

«Ирина не смогла принять реальность таковой, какая она есть», — объясняла позже, в школе на уроке английского, её классная руководительница. На уроке психологии учитель тоже затронула тему самоубийства Ирины, открыв небольшой секрет. Однажды классу давали задание нарисовать животное, с которым каждый себя ассоциирует. Ирина нарисовала бабочку. Эта девушка и правда была, как бабочка. Парящая среди ярких, залитых солнцем, цветов. Живущая только одно лето, чтобы порадовать окружающий мир своим великолепием и яркой красотой, чтобы в одно мгновение погибнуть.

«Дура! — зло оборвал меня отец, когда я стала рассказывать ему об Ирине. — Дура!!! Родители её холили, лелеяли, молились на неё, а она всех предала!..» Слова хлестали циничностью, жестокостью, бездушием и, увы, правдой.

Так сложилось, что в том далёком 95-м году я не раз думала о самоубийстве. Об Ирине. Той осенью наша семья потеряла троих дорогих людей — мою маму и обоих дедушек. Одиночество. Кто о нём может знать лучше меня? Стать в 15 лет почти матерью двум младшим сёстрам, видеть, как убитый горем отец угасает, заливая горе алкоголем. Я изменилась. От меня отвернулись знакомые и друзья. Лучшая подруга, которая была рядом на протяжении 4 лет и в поддержке которой я так в тот момент нуждалась, сказала ужасно горькие слова: «Давай расстанемся. Мы такие разные! У нас ничего общего нет! Как мушкетёров, 20 лет спустя, нас жизнь, может быть, и сведёт вместе. Но сейчас наши пути расходятся».

Не знаю, что меня подталкивало жить дальше с тем кошмаром, что творился в моей душе. Может быть, слова отца, которые вспоминаются до сих пор? Иногда я соглашаюсь с ним и думаю, что Ирина предала нас всех. Что она ушла, а мы, живые, вынуждены жить с этой болью много-много лет. С болью и чувством вины, что не увидели, не услышали, не уберегли.

Когда читаю строки авторов, пишущих о самоубийстве, искренне надеюсь, что это всего лишь слова, которые никогда не перейдут в действие, и мысленно прошу у этих людей быть милосердными к близким людям. Думайте о живых. Пожалуйста!.. Живите!!!

© Ольга Савельева