Все записи автора Ирина Ханум

Родилась и живу в городе-герое Севастополе. Ханум - литературный псевдоним. Пишу стихи и прозу.

Софа и её гешефты

Ирина Ханум

Из «Рассказов про Софу»

До юбилея Софы было ещё полгода, а она уже прикидывала, кого пригласить, что приготовить и главное – как сделать так, чтобы было шикарно и себе не то чтобы не в убыток, а ещё «нагреть на этом руки». Это было, вообще, в её духе. Особенно она обожала различную «халяву», нисколько при этом не брезгуя и не стыдясь. Например, доносить уже не модный костюмчик одной из приятельниц или съесть чебуреки с пивом в какой-нибудь забегаловке за счёт другой доброй души. Своей давней подруге Люсе она прожужжала все уши по телефону о будущем торжестве. Но та не морочила себе голову заранее, да и вообще каждый новый День рождения после пятидесяти лет у Люси вызывал только тоску. Софа и Люся были ровесницами и подругами юности, и даже родились в один месяц, но разными во всём: Софа – маленькая, упитанная и рыжеволосая, а подруга – высокая, стройная и привлекательная шатенка. Толстушка с молодости слыла расчётливой и уже тогда смекнула, что с Людмилой дружить выгодно: кавалеров у той было много, а значит и она, Софа, будет на виду.

Читать далее Софа и её гешефты

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Пастораль благодатного края…

(Из цикла «Крымские этюды»)

Луноликая девушка Зиля
С нежной кожей молочного цвета.
Ей к лицу и бордовый, и синий.
Милый образ – подарок поэту.

Наполняет айраном пиалы,
Кыстыбаи уложены горкой.
Ну и руки у Зили! Хвала им!
Пахнет тмином печёная корка.

У костра обессилело пламя,
Лишь дымок голубым серпантином
Тихо вьётся, вдыхаемый нами,
А лепёшки – на блюде из глины.

Волн прибрежных доносится говор,
Где-то дятел долбит древесину,
Ходят ворон с котом по забору,
Ждёт хозяев с кизилом корзина.

Блеет юный барашек в сарае:
Надоели, наверное, стены.
Пастораль благодатного края
Навевает катрен за катреном.

06.07.2017г.

Иллюстрация — картина «Старый татарский дом. Крым.» Павел Вольфсон. (Интернет-галерея живописи).

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Художник

(навеяно живописью)

Шершавой холстине так хочется ласки
От шёлковой кисти и цвета пастели!
Разгладит он пальцами мягкие краски,
Касаясь так нежно, как будто лелея

Картину, как женщину ту, что любима,
Которая в снах появляется вещих,
То с летним букетом, то с чашею сливы,
То вдруг начинает латать его вещи.

Фиалками пахнет чуть смуглая кожа,
А щёки умыты зарёй первозданной.
Она на портрете немного моложе,
Но так же изящна, свежа и желанна.

Он что-то поёт, насыщая холстину
То алым, то жёлтым, то винным оттенком,
Пройдётся ладонью по ультрамарину
И море задышит дурманно и терпко.

Он всё забывает у новой картины:
Про голод и то, что в камине – ни щепки,
Зато на холстине краснеет малина,
Бери, сколько хочешь, с рисованной ветки.

Богатый и бедный, безумно счастливый,
Он много мечтает и этим доволен,
То ходит в моря, то гуляет по нивам,
Он – бог, для себя, и в фантазиях волен.

На панцирной сетке кровати убогой
Ночами холодными ёжится, зябко.
Смуглянка с портрета поманит в чертоги
Фиалковых снов, от которых так сладко.
12.12.2016г.

Иллюстрация — живопись из Интернета.

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Как много видело ты, море…

Ода
Как много видело ты, море,
За жизнь огромную свою!
И детский смех, и плач, и горе,
И смерть, настигшую в бою.
Жестокость бомб, что не взорвались,
А затаились под водой,
Рассветов золото и алость,
Туманность, схожую с фатой.
Улов богатый в новой шхуне
И в старой лодке – поскромней,
И в волнах путь жемчужный лунный,
И солнце в россыпи камней
На мшистом дне в июльский полдень,
В ракушках днища кораблей,
Клинки серебряные молний
И клинья белых журавлей,
Купальщиц радостные лица,
Веснушки, бронзовый загар
И соль блестящую в ресницах,
И брызг искусственных азарт.
Ты всё увидело на свете,
Так есть и будет так всегда,
А мы за жизнь твою в ответе,
Морская чистая вода.
07.01.2017г.

 

Иллюстрация — масляная живопись Игоря Сахарова. Море.
Взято из Интернета.

 

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Не ходи в Хороссан, ты — чужой…

ajxmaqn2niw-jpg-%d1%82%d0%b0%d0%b8%d0%bb%d0%b0%d0%bd%d0%b4%d1%81%d0%ba%d0%b0%d1%8f-%d1%85%d1%83%d0%b4%d0%be%d0%b6%d0%bd%d0%b8%d1%86%d0%b0-phatcharaphan-chanthep-jpg-3-jpg-4

Памяти Сергея Есенина

«В Хороссане есть такие двери,
Где обсыпан розами порог.
Там живет задумчивая пери.
В Хороссане есть такие двери,
Но открыть те двери я не смог.»
С. Есенин
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~

Не ходи в Хороссан, ты – чужой,
И что любишь её – промолчи.
Будет пери другому женой,
Не готовь ей отрезы парчи.

Дивных роз у порога дурман,
Персиянки божественный лик.
Это – сон, помутненье, обман,
Всё пройдёт, как смятения миг.

Не ходи в Хороссан, ты – чужой,
У тебя, как озёра, глаза.
В горной Персии будешь изгой,
А в берёзовый край ей нельзя.

Не согреет ей душу букет
Из ромашек с июльских лугов,
И брусничного цвета рассвет,
И венок из лесных васильков.

Обернувшись печальной чадрой,
Пери станет грустней, чем была.
Будет сниться ей в розах порог,
Добавляя грустинке тепла.

21.11.2016г.

Иллюстрация — живопись из Интернета.

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Дорога в ад

asphodelus_mező.JPG асфодель

 

Её душа, покинув тело, кружила долго над столом,
Врачебный скальпель резал смело, и руки знали ремесло.
Легко скользнула за фрамугу ночного тёмного окна,
А там – зима, мороз и вьюга, и снегом улица полна.
В чём там была, в том и возникла в пустынной роще и одна.
Поняв весь ужас, вмиг поникла, как никнет, пятившись, волна.
Здесь было бархатное лето. А может лето здесь всегда?
Вопросов – бездна, нет ответов: чей это край? Идти – куда?

Отсюда даль казалась садом с густой палитрой цветников,
Не то, что цвет канавы рядом – белёсый, будто молоко.
Её наполнила услада: до сада – в зелени стезя,
Пошла на голос водопада, чьи струи чище, чем слеза.
Павлина хвост напомнил веер: зелёно-синие мазки,
А под ногами алый клевер и мха поляны вдоль реки.
Розарий с мятой нежно-пряной сплелись в немыслимый букет.
Сама себе казалась пьяной, с кустов, обламывая цвет.

Одна в таком великолепье, среди цветов и дивных птиц…
В той жизни же, гремят столетья, камнями скатываясь вниз.
Восторг в блаженстве растворился, и тут увидела она
Мужчину, что к реке спустился, где вод рокочущих стена.
– Ведь, это – рай, он мне подарок? Быть может, это – сказка сна…
А в кроны девственных чинаров слетались стаи воронья.
И кровь игриво зазвенела, наполнив вялое нутро.
Рождалось чувство, что есть тело, и грудь, и пышное бедро.

Она метнулась к водопаду, кувшинку в волосы вплела.
Плыла и вскоре была рядом, свежа, беспечна и смела.
Глаза, как небо, у блондина, по плечи кудри и загар.
И не пройти, не глянув, мимо: была огромной сила чар.
В нём было всё, и всё кипело, упруго, весело, легко.
И было два здоровых тела, и чувство, что двоих влекло.
Она его встречала где-то, пила любовный с ним нектар…
А может, ей казалось это и бред шальной – фантазий дар?

Казалось, хочется влюбиться, как там. А вдруг и это – бред?
Но сердце стало чаще биться, как в жизни той, которой нет.
Они поплыли к водопаду. Вода по вкусу, как вино,
И пена пахла виноградом, скрывая призрачное дно.
Амуры медленно летали, касаясь бережно плеча.
И были солнечными дали, и била жизнь, как из ключа.
Их кровь в соитии стучала, ей – в лоно, а ему – в виски.
Им было мало, мало, мало… и сладко, что они близки.

Хмельные губы ярче вишни, и у неё, и у него.
Но как позволил им Всевышний грешить у дома своего?
Вопрос пока что без ответа. Пока – сомнений пелена…
Но вот меняет краски лето, пейзаж меняет, имена.
Зефира тёплое дыханье затихло. Яростный Эол
Обжёг намеренным касаньем и сад, и речки мшистый дол.
Сухою сделал всю дубраву, кермек и стебли лебеды,
Белела асфодель в канавах, как знак нагрянувшей беды.

С чинаров стая вмиг слетела и чёрной тучей – вдоль реки,
А женщина от ласки млела, забыв про давние грехи.
И тьмы седая паутина закрыла солнца мягкий свет.
Серозной стала вдруг долина, река меняла тоже цвет.
Мужчины волосы темнели, и шерсть укутала живот,
И зубы быстро поредели, отвратным делая весь рот.
И эти все метаморфозы пошли тихонько чередой.
И стали горестнее прозы, простой, житейской и пустой.

Она отпрянула от беса, а может, это был сатир?
И ужас был, и было бегство, бежала, сколько хватит сил.
Но Цербер, клацая клыками, всегда готовился к еде,
Вертел своими головами, держа бунтующих в узде.
А воздух пах уже кострами, густел в гортани душный смрад.
И толпы с козьими ногами кричали вслед, что это… ад.

Иллюстрация — фото асфодели из Интернета.

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Мне так хотелось свежих роз…

навеяно

Мне так хотелось свежих роз
Со сладким запахом конфетным,
С горчинкой пряной чуть заметной,
Какими дивный сад зарос.

Забытый сад, понурый дом
Соседа старого напротив,
Достойный множества полотен
Розарий буйный за окном.

Не помню, как зашла в тот сад,
Мечты сбываются, когда ты
Ни перед кем не виновата,
Когда в душе покой и лад.

Садовник, замкнутый вдовец,
Срезает мне за розой розу,
А дом и сад печальней прозы.
«Спасибо, – молвила, – отец».

И вместо фраз – немая грусть,
И вместо радости – унынье.
Среди угрюмой этой стыни
Мне виделся осенним куст.

Те розы с ноткой ноября,
С холодным пепельным налётом,
И сразу стало зябко что-то.
Он был задумчив, их даря.

Я шла обратно, как во сне,
Букет оставив на ступенях.
Казался мрачным этот день мне
И сад – кладбищенским… в окне.

11.11.2016г.

Иллюстрация – живопись Билла Инманна
(Интернет-галерея).

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Старый мир

46228683926165.jpg окно.jpg старый мир
На окошке закрытом герань
Тянет к солнцу листочки-ладошки,
Занавески поблёкшая ткань,
За порогом – участок с картошкой.

 

Старый дом, старый двор – это мир
Одинокой, в косынке, старушки.
Как хозяйка – печален и сир
Ветхий дом на краю деревушки.

Ей дороже всего этот дом
С небольшим лоскутом огорода.
Достаёт она старым ведром
Из колодца холодную воду.

А поодаль – ватага домов,
Черепичные красные крыши.
Он – обитель её и альков,
Домик памятью прошлого дышит.

Не лачуга, а целая жизнь…
Здесь её приняла повитуха,
Здесь ковались судьбы виражи,
Здесь был голод, война и разруха.

Уцелел драгоценный сундук,
В нём наряд подвенечный, неброский.
Это детище маминых рук,
А сундук неподъёмный – отцовских.

В тёмный погреб ступеньки ведут,
Огурцы, как положено – в бочке.
Было время – её не одну
Набивали, съедая досрочно.

На окошке закрытом герань,
Лепестков густо-розовый бархат.
И стекло, как незримая грань,
Старый мир отделяет от «завтра».
Иллюстрация из Интернета.

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

Какие разные рассветы…

do-unea16bg

 

(Из цикла «Крымские этюды»)

Какие разные рассветы,
Какие яркие тона!
То зелень в золото одета,
То – в медь… И робко тишина
Впускает звуки непокоя:
Вот в бухте лодочка шумит.
Весь берег в зарослях ракит
И до него подать рукою.
Над морем белыми штрихами
Крикливых чаек маета.
Снуют не вместе, кто куда –
Инстинкт, шлифованный веками.
Тропа от дома до причала –
Тесьмой меж сосен и осин.
То в волнах – все цвета опала,
То гладь – сплошной аквамарин.

13.07.2016г.

Вдохновение — фото Е.  Поданевой «Июльский рассвет» .

 

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail

В древнем Херсонесе

max_makiumorya.jpg павел еськов маки у моря
Тени рослых кипарисов
Чутко дремлют на ступенях.
Сине-алый вечер близок.
Слышится мужское пенье.
Маков красные вкрапленья
Средь травы безродной буйства.
Солнце тает очень ленно:
Горкой мёда в тёплом блюдце.

Зелень волн в янтарных бликах.
День рыбацкий был погожим.
Бело-жёлтые туники.
Как на персики похожи

Женщин греческих ланиты!
С винным запахом кувшины,
Зелье доверху налито.
Пьётся в радость, без причины.

Пол в мозаике и фрески,
Цвет молочный колоннады.
А над ней в шатре небесном
Звёзд мифических плеяда

Вспыхнет ночью. Станет жарко
От напитка, что в кувшине.
Свет лампад струёй не яркой
Лоск оставит на маслине.

Горсть их с выжатым лимоном
Дружит с хмелем винограда.
Халк* луны взойдёт над домом,
Здесь кровиночка Эллады.

Бриз заглянет на террасу,
Кудри спутает обоих.
А они уже во власти
Страсти. Тело сладко ноет,

Просит ласки, ноги млеют…
Эрос – плотских дел хозяин.
Влажность губ покроет шею,
Ниже медленно поманит…

Женских чар огонь резвится,
Гонит кровь его по жилам.
Ночь, вспорхнув пугливой птицей,
Свалит лунное светило.

Утро веер свой раскроет,
Бледно-розовый, огромный.
Будет плыть рыбак по морю,
Что прозвали греки Чёрным.

30.03.2016г.

  • *Халк — монета древнего Херсонеса (210 — 200 г.г. до н.э.).
  • Иллюстрация — живопись Павла Еськова «Маки у моря» из Интернета.

 

Facebooktwitterredditpinterestlinkedinmail