Полемическое эссе
(в защиту Марии Башкирцевой — талантливой художницы и автора знаменитого дневника)
ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ
Цитаты А. Александрова из книги «Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой» выделены курсивом и коричневым цветом;
Цитаты из дневника М. Башкирцевой, приведённые в книге А. Александрова,
выделены курсивом и синим цветом;
Амазонка и нигилист
«Придет день, когда по всей земле
мое имя прогремит подобно удару грома»
Мария Башкирцева 23.11.1874 г.
Возможно, мне бросят с упрёком: о мёртвых говорят хорошо или ничего…
Возможно, стиль моего письма был бы несколько иным, если бы я удосужился поинтересоваться личностью Александра Леонардовича Александрова прежде, чем набросал черновик этой эмоциональной статьи.
Возможно, я беру на себя большой грех и ответственность, поминая недобрым словом человека, недавно ушедшего от нас. Критика же моя неуместна и аморальна.
Как бы то ни было, смерть автора рецензируемой книги ничего не меняет…
Да я, собственно, и не собираюсь обсуждать личность Александрова, потому что как Личность он ничего собою для меня не представляет. Говорят, неплохой был сценарист. Каков был писатель — скажут видные деятели от литературы и признанные критики, если им будет чего сказать. Я же, как дилетант, возьму на себя смелость выступить в роли защитника униженных и оскорблённых.
Его знаменитый коллега Андрей Тарковский писал в своём дневнике (5 сентября 1970 г.):
«Для человека, чтобы он мог жить, не мучая других, должен существовать идеал. Идеал как духовная, нравственная концепция закона. Нравственность — внутри человека. Мораль — вне, и выдумана, как замена нравственности. Там, где нет нравственности, царит мораль — нищая и ничтожная. Там, где она есть, — морали делать нечего…».
Это — и как оправдание мне, не нашедшему лестных эпитетов покойному, как принято в таких случаях, и как укор общественному мнению, и как естественная отповедь дешёвому, но востребованному цинизму…
«Подлинная жизнь…» А. Александрова, безусловно, представляет собой некий труд и претендует на серьёзное биографическое исследование. Де-факто, хотим мы того, или нет, она, достигла того эффекта, на который была рассчитана: вызвала резонанс с оттенком сенсационности, по крайней мере, среди тех заинтересованных читателей, кто, при упоминании Марии Башкирцевой, знает, о ком и о чём идёт речь.
Главная идея автора — раскрытие морального облика Марии Константиновны Башкирцевой, развенчание пресловутого «мифа» о величии её души, художественной и нравственной ценности её творческого наследия, разоблачение сущности её развратной и ничтожной натуры. Поговорим же об этом, стараясь как можно менее задевать самолюбие целомудренной души обличителя, если только она уже предстала перед Богом как одухотворённая единица.
Но здесь, уже в самом начале, нам придётся столкнуться с парадоксальной скромностью автора, отрицающего свои истинные намерения и ограничивающего их лишь «простой прихотью библиофила» и непреодолимым желанием рассказать правду…
«Жизнь Марии Башкирцевой — пишет он — старательно идеализирована публикаторами и семьей, и создан миф, разрушать который я вовсе не собираюсь…
…Столетний миф невозможно победить. В правде никто никогда не был заинтересован. Кроме того, никому до Башкирцевой нет никакого дела. Для чего же я этим занимаюсь? А просто из любви к точности и правде, или, если хотите, это «прихоть библиофила», любителя рыться в книгах, выискивая в них до сих пор неведомое, и наслаждаться уже этим одним».
Судя по всему, только наш покорный слуга знает и любит правду, и хотя она «никому не нужна», всё же, потчует нас ею, как гостеприимный хозяин сытых гостей. Ну, а те, в свою очередь, давятся, но едят, хотя «никому до Башкирцевой нет никакого дела» — халява, всё же, «святое». Вот и я, каюсь, согрешил.
Но зачем же тогда гримасничать, потрясая публику то волчьим оскалом воинствующего моралиста, то овечкой, охочей до сорняков, то иной неведомой зверушкой, у которой рыльце в пушку? Зачем же тогда метать громы и молнии? Полноте, господин «писатель»! Назвался груздем — полезай в кузов.
Предположим, что он, ещё до того, как углубился в биографические исследования, по простоте своей душевной, наивно верил в безгрешность персонажей своего невинного увлечения, представлял себе Башкирцевых, как святое семейство, а жизнь и дневник Марии — библейским сюжетом, но, разочаровавшись по ходу, воспылал справедливым гневом и озадачился вывести их «на чистую воду». Ведь тот колоссальный труд, который был им проделан (работа с архивами, анализ различных источников, сопоставление свидетельств), с углублённым экскурсом в историю и предысторию дневника — чего у нашего трудоголика не отнимешь — всё это, без должной любви к объекту своего исследования, должно было быть чем-то мотивировано, а интерес к нему — стимулирован. Впрочем, разгадка этой интриги — не моё дело, я не хочу этим заниматься, даже если придётся кормиться догадками об анатомическом происхождении предвзятости автора, о нравственных и моральных истоках его нигилизма.
Но вникнем в суть этого псевдонаучного опуса, безапелляционно претендующего на сенсационность. Суть эта, вернее, сущность — до примитивного проста и банальна, к тому же, стара как мир: скандал. Даже если непорядочность и пристрастие этого, с позволения сказать, «художника слова» кому-то неочевидна, то, может быть, будут достаточны выводы всё того же Андрея Тарковского, который сформулировал эту проблему так: «…важно ограничить себя рамками, которые бы не обедняли, а наоборот, углубляли и помогали создать свой мир, изгнав претенциозность и чрезмерное старание быть оригинальным. Надо исключить как можно больше связей с жизнью, но не за счет правдивости, а за счет изъятия лишнего мусора, который кажется (или, вернее, может показаться кое-кому) признаками истины, аргументами. Но эти аргументы уже за рамками образного мышления, т. е. там, где количество никогда не перейдет в качество» (Дневник А. Тарковского. 4 июля 1980 г.).
В нашем случае: за лицемерным, ханжеским повествованием о жизни семьи Башкирцевых и пространными отступлениями, рисующими быт и нравы тогдашнего светского общества, многочисленными цитатами из дневника Марии и их комментариями, не просматривается ничего существенного и нового, кроме попытки отыскать новые пятна в грязном белье действующих лиц.
Не будем давать оценку, насколько достоверны приведённые факты из жизни семьи Башкирцевой. Не будем делать то, в чём мы не компетентны. Примем и все цитаты из рукописи дневника, как опубликованного ранее, так и ставшие достоянием общественности с лёгкой руки Колетты Кознье и нашего альтруиста-правдоискателя, полагаясь на порядочность и профессионализм переводчиков, признавая своё невежество и неосведомлённость. Но позвольте не принимать нескрываемую предвзятость и агрессивную антипатию к личности Марии Башкирцевой, откровенное ерничанье и сарказм не только в отношении её недостатков, о которых она сама говорила открыто, но и в отношении всех её бедствий, разочарований и неудач, всей её жизненной драмы, которая у нормального, адекватно мыслящего, или, скорее, адекватно чувствующего человека, вызывает сочувствие, независимо от его социального положения, уровня культуры или образованности. Позвольте не принимать цинизм и потакание нездоровому интересу обывателя ко всякого рода жареным фактам, интимным подробностям личной жизни, взаимоотношениям близких между собой, если всё это не является исповедью, авторским повествованием, противоречит воле усопшего или традиционным нравственным критериям. Позвольте не принимать пошлятину и примитивный натурализм, как ходовой товар на рынке литературных извращений.
Проблема здесь в том, что хочет найти всякий читающий в этом дневнике и что находит в нём, не приватизируя истину. Вот это «что» наш «добропорядочный» автор и попытался представить нам как истину в последней инстанции, до сих пор неведомую никому.
«К сожалению — сетует он — дневник в традициях того времени был сильно сокращен наследниками автора, которые убрали многие подробности частной жизни ее семьи — то есть как раз все то, что в наше время больше всего интересует читателя». (Клубничка?)
И это существенное обстоятельство даёт ему повод и прекраснейшую возможность реализовать своё призвание «бескорыстного Данко» нести людям правду и свет непорочной истины:
«…ясно как Божий день: если дневник никаких сведений о частной жизни почти не дает, то, во всяком случае, он что-то скрывает……родственники и публикаторы дневников сделали все, чтобы правду от нас скрыть».
В подтверждение этой мысли приводится цитата такого непререкаемого для нашего писаки авторитета, как Уильям Гладсон, бывший «за свою долгую жизнь четыре (!) раза премьер-министром Англии»: «В дневнике ее указания на личную интимную обстановку редки и кратки, и такие важные факты, как семейные отношения, оставлены, по-видимому, с намерением в темноте; ни на один из них не пролито ни малейшего мерцания света».
Уильям Гладсон, возможно, был неплохим премьером, но, во-первых, это был английский премьер, а во-вторых, кто скажет, что он не был падким на столь популярную во все времена «клубничку»?
Следуя такой логике, любой автор своего личного дневника, надумавший его опубликовать, только и должен быть озабочен тем, как бы поэффектней раздеться перед похотливой читающей публикой, показать во всём обличии своё плотское ничтожество, все изъяны себя любимого и иже с ним — в противном случае, дескать, незачем и вести дневник. А близкие покойного — похоронить его в голом виде, для пущего ублажения «правдолюбцев».
Так и нашему «поборнику правды» кажется, что «… уже наступило время, когда можно рассказать о ее подлинной жизни … пользуясь выражением Гладсона, «пролить мерцание света» на интимную обстановку и семейные отношения».
Таким образом, эта книга — дискредитация самой идеи дневниковедения, попытка низвести его статус до бульварного уровня, никчемной писанины мелких людишек, обуянных шквалом низменных страстей и беспредельного тщеславия. Да и не тщеславие гордой Марии, подозреваю, не редакторские купюры её бессмертного дневника подвигли нашего «правдоборца» на столь значительный труд, достойный диссертации, а самая, что ни на есть, обыкновенная человеческая зависть. «…мне, честно говоря, кажется, что это просто месть посредственности… Ведь посредственность ненавидит художников…» (А. Тарковский. Дневник. 27 января 1973 г. Сказано, правда, совсем по другому поводу, но как актуально в нашем конкретном случае. Да простит меня великодушный читатель за многократное цитирование Андрея Арсеньевича – просто под рукой у меня сейчас только он).
А мы, тугодумы, не можем понять, кому и зачем нужно доказывать, что Мария не была идеальна, а её неординарный ум и талант — выдумка семьи покойной, редакторов и наивной когорты поклонников. В действительности его раздражает другое: феномен становления человеческой Личности, беспримерный и беспрецедентный по масштабу и яркости — недостижимая планка для миллионов посредственностей, коими изобилует наше общество. Проблема даже не в личности Башкирцевой, а в самой антагонистичности реальных философий — философии раба, и философии господина. Кто не утрирует эти понятия, тот правильно поймёт: по отношению к своей собственной жизни.
До сих пор право автора дневника и его правопреемников после смерти автора не предавать огласке (публикации) отдельные фрагменты его дневникового наследия или полностью дневников (право на интимную тайну и личную жизнь) ещё никем не осуждалось, и уж тем более не оспаривалось. При желании можно найти массу примеров, когда, по тем или иным причинам, дневники как простых людей, так и ставших уже при жизни знаменитыми, далеко не сразу становились достоянием общественности, а авторские купюры и неполная публикация после смерти — обычное и нормальное явление. Не так уж много человечество потеряет, так и не узнав, сколько конкретно любовников было у того или иного автора дневника, но выиграет вдвойне, игнорируя мелкое, преходящее, наносное. Неполная публикация дневника — это нормально, если учесть всё несовершенство нашего общества и противоречивость восприятия вещей. Мария Башкирцева — противоречивая, неоднозначная в общественном восприятии фигура. И в этом вся суть. Но это не её проблема, а проблема общества — незрелого, несовершенного, порочного, алчного в своих проявлениях зависти, но лицемерного в морали. Личность Марии Башкирцевой — пробный камень нашей духовности, наших пристрастий и приоритетов.
В этом смысле разоблачительные труды наших литературных папарацци — явление своего рода новое, представляющее своеобразный жанр (направление) в литературе, вызванное к жизни, очевидно, измельчанием вкусов, состоянием общественной нравственности и конъюнктурной востребованностью.
И вот уже образ Марии представлен нам в виде лживой, амбициозной девчонки, коварной авантюристки, светской интриганки, распутницы и маньячки, тщетно домогающейся лавров величия и славы в высших кругах аристократии, откуда она и её семья были с позором изгнаны. За ширмой благородных намерений пресловутого «развенчания мифа» навязчиво и льстиво для примитивного самолюбия простаков проступают жёлтая зависть и злопыхательство.
Если семья Башкирцевых и не заслуживала признания в высшем обществе — эта мысль проводится красной нитью во всём повествовании, как будто у автора так наболело, ну прямо-таки, зуд в заднице, так хотелось развенчать «миф» (а я не оспариваю ничего — ещё бы ему и факты подтасовать в результате многолетних биографических изысканий), так хотелось, что нельзя было остановиться в этом разнузданном негативе — если всё это сущая правда, то причём здесь Мария и её легендарный дневник? Что же, собственно, опровергает автор, какую легенду, догму, стереотип? Что он вообще хотел сказать этим? Не более ли того, чтобы потрясти больное воображение обывателя, не способного мыслить и чувствовать далее собственного ничтожества, так культивируемого в нём всякого рода «реалити-шоу» и «героями нашего времени».
Дневник Марии Башкирцевой даже в урезанной, опубликованной его части куда более содержателен, а мысли и чувства, описанные в нём, куда более свежи и актуальны для нас, чем эти допотопные сплетни…
Личность с Большой буквы. Вот что раздражает и выводит из себя чванливых моралистов, ханжей и лицемеров! Кто, тогда, дескать, я — завшивевшая амёба в океане людских страстей? Как можно так высоко летать, мерзкая девчонка, малолетняя блудница?!..
Давайте посмотрим, как люди относятся к понятию «Личность». Если для одних это — ориентир, то, к чему мы должны стремиться, в силу чего и величие верим, в чём видим смысл своего существования, то для других это — пустой звук и предмет зависти, вечный мальчик (девочка) для битья. Вот и всё, господа присяжные заседатели. Вот и выносит каждый свой вердикт.
«…мне хотелось бы стать личностью. Такой, чтобы после моей смерти мой дневник был интересен всем».
(Мария Башкирцева. 30 декабря 1873 г.)
Какую же правду скрывают от нас её подлые родственники и идущие у них на поводу публикаторы? Что инкриминирует автору дневника наш рьяный «правдоискатель»?
Комментируя цитаты из дневника Башкирцевой, он беспардонно переиначивает их смысл, иллюстрируя свои натуралистические зарисовки и примитивные умозаключения, благо, вкусовые пристрастия и эстетические потребности обывателя во многом совпадают с оными автора:
— «Слава, популярность, известность повсюду — вот мои грезы, мои мечты». (Запись 1873 года.)
С этого начинается и этим заканчивается ее дневник … Цитировать можно до бесконечности; лейтмотив ее дневника: «Желаю славы! И только славы!»
Воистину, каждый судит другого в меру своей испорченности… Стереотипы общественного сознания активно способствуют этому.
— Приступая к этой книге, я спрашиваю себя: «Зачем мне писать о Башкирцевой, если особенной любви к этой экзальтированной русской мадемуазель я не испытываю, а ее болезненное желание славы и только славы любым способом мне антипатично?»
Но лейтмотив её дневника, уж пардон, не знаю, в каком контексте, но очень точно сформулировал Блок (в меру его «испорченности»):
«О, я хочу безумно жить:
Всё сущее — увековечить,
Безличное — вочеловечить.
Несбывшееся — воплотить».
А по поводу всяких там антипатий говорил ещё великий Саади: «У неразумных встречается во сто раз более антипатии к разумным, чем у разумных отвращения к неразумным».
Пресловутое же тщеславие, ставшее доминирующим пунктом обвинения, отнюдь не бесспорно, как криминал. Нормы общественной морали традиционно учат нас стыдиться проявлений этого качества, видеть в нём грех с элементами мании собственного величия. Но для личности самодостаточной оно, как минимум, неоднозначно. Да и выводы серьёзных исследователей говорят о другом.
Андреевский С. А. в литературных очерках (1913 г.) писал о тщеславии Башкирцевой: «Мы знаем, что соединение большого таланта с большим тщеславием не только не редкость, но почти общее явление: Байрон, Бальзак, Гюго, Лермонтов, Лассаль, Достоевский… Психология славолюбия и творческих терзаний переданы в дневнике, как никогда ранее не были выражены. Поэты и художники должны признать в её дневнике историю их тайных радостей, надежд, колебаний, стремлений и горестей… Эта страсть к славе благородна и естественна, она порождена влечением к духовному воспроизведению самого себя в искусстве или в литературе. Этот процесс мучительный и сладкий, как любовь, как воспроизведение физическое. Оно сопровождается теми же муками и тем же счастьем — счастьем взаимности, но только более широкой взаимности всех людей, всего человечества».
Оболенский Л. («Ковалевская и Башкирцева», 1893 год): «Новейшая психология доказывает, что честолюбие есть первая стадия общественного инстинкта — «эгоальтруизм», развивающийся путём эволюции в дальнейшей стадии… Искание деятельности у женщин для самовыражения обращены на такие специальности, которые всего ближе доступны женщинам без особой ломки её образа жизни, общественных привычек и строя (обе — и Ковалевская и Башкирцева — приглашают к себе на дом для обучения профессоров)».
Как видим, ещё в позапрошлом веке многие уже пытались понять и объяснить этот феномен. Вот как сама Башкирцева писала об этом в дневнике: «Разве тот, кто довольствуется скромной жизнью в кругу семьи может быть назван человеком скромным, умеренным в своих желаниях из добродетели, из убеждения, из мудрости? Нет, нет, нет! Он таков потому, что счастлив этим, что для него жить в неизвестности есть высшее счастье. И если он не желает известности, то только потому, что имея её он был бы несчастен. Есть тоже люди, которым не хватает смелости, — это не мудрецы, а подлецы! Они глухо стремятся и не двигаются вперёд не из христианской добродетели, но из-за своей рабской и неспособной натуры».
Мятежная Душа Марии знала, что скоро покинет плоть. Но она требовала признания и достойного места в этом бренном мире живых. А что, собственно, было ей делать: тихо помирать, глядя стеклянными глазами на ускользающую жизнь, не покушаясь на лживые штампы морали уставших от жизни лицемеров? Кому навредило её пресловутое тщеславие? — Лишь самолюбию духовных пигмеев, да неотёсанных простаков, горделиво живущих «тихой сапой», не высовываясь и не желая ничего видеть далее своего носа, зато охотно и самозабвенно завывающих в хоре: «Вставай, проклятьем заклеймённый…» Но как симпатично нашему автору это управляемое кем-то рабское забвение: «к тому времени совершенно забытой в СССР» мадемуазель Башкирцевой, а на поверку — табу, которое в те времена, по известным причинам, не принято было нарушать.
Марии Башкирцевой, как женщине, как неординарной, непосредственной Личности, удалось подняться над безликой массой, в своём духовном и интеллектуальном развитии вырваться из пут «закона всемирного тяготения» социума и резко взлететь на недосягаемую для серого большинства высоту. Такие «пируэты» выдающихся Личностей, кровь и плоть из народа, из этой аморфной, индифферентной среды, социум не прощает. Он ищет и находит в них «признаки» себя, но признаки самые грязные, низменные, порочные, чтобы самодовольно сказать: «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» ( «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что из подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» — из письма А. С. Пушкина к князю П. А. Вяземскому). Подобная идеология «большевизма», «толпы», «маленького человека» имела место всегда, но ныне она особенно востребована состоянием общественной нравственности, а по большому счёту, безнравственностью, апологетом которой из-за своей утрированной «любви к правде» стал А. Александров.
Я, всё-таки, должен отдать должное нашему прозаику: он честно и без обиняков признаёт главное — духовность и нравственные аспекты его не интересуют. Объясняя своё пристрастие к низвержению авторитетов, он расписывается в своём нигилизме, и эта мысль Пушкина (приведённая выше) – говорит он — «меня тоже не волнует».
Далее мы увидим, кто ещё «не волнует» автора.
Может быть, его волнует другое: феномен востребованности дневника Марии Башкирцевой и сочувствия к её судьбе миллионов? — Не тут-то было:
«На чем зиждется ее непомерное тщеславие, которое отмечали современники и которое присутствует на каждой странице ее тетрадей? Может ли одно тщеславие оставить след в душах и памяти потомков?» — вопрошает он. И без тени сомнения отвечает: «…это была правильно выстроенная судьба: она сама, ее родные, ее издатели, наконец, сам Господь Бог, как современные пиарщики, постарались, чтобы перед нами оказалась законченная, наполненная чаяниями и страданиями, душевной и физической болью, человеческая жизнь, вызывающая предельное сопереживание в чувствительных душах; и покуда такие души — а их миллионы — не переведутся на земле, ей будут сочувствовать».
Чувствуется и здесь нескрываемая досада на сонмы чувствительных душ.
Или, издеваясь над очередным поклонником её интеллектуального гения и духовности, признаётся:
«Хлебникова волновала ее духовная жизнь, меня волнует частная. Чтобы знать о духовной — читайте дневник. С моей точки зрения, духовная жизнь — ложь. Зачастую осознанная, порой неосознанная. Во всяком случае, когда ее пытаются перевести в словесный ряд. Помните у поэта: «Мысль изреченная есть ложь»?» — совсем, почему-то не оговариваясь, что у него самого эта ложь — во благо. Очевидно, из скромности… И добавляет по существу, исчерпывающе-цинично:
«Ее духовная жизнь мне ясна, она проста, как табуретка…»
Уж не знаю, что и сказать по поводу такой смелости и непринуждённости, достойной непосредственности ребёнка или гения в столь «адекватной» самооценке, при том, однако, чтобы в глаза не видеть оригинала дневника, а оперировать лишь сомнительными комментариями некой француженки Колетты Кознье:
«…ежели кто и знает в этой стране хоть что-то про Марию Башкирцеву, так это я».
А мы, недостойные невежды, ещё пытаемся его в чём-то обвинять. Реальная философия современности отпускает такие грехи: «Не виноваты же вы, что Бог, наделив вас большим физическим ростом, лишил духовного…» (Индира Зарипова «Не о любви»).
Перемывая косточки покойной амазонки, смакуя пикантные подробности, не рискуя нарваться на заслуженную пощёчину её оскорблённого самолюбия, наш «первооткрыватель» так вошёл в раж, что, похоже, полюбил свою героиню с маниакальной ревностью некрофила. И вот уже его больное воображение рисует страшные картины совсем уже не библейского «отцелюбия римлянки». Так, велеречиво самоотстраняясь от авторства гнусной гипотезы, он, тем не менее, повествует:
«Колетта Кознье на основании нескольких маловразумительных записей делает заключение, что отец питает к Марии чувства совсем не отеческие… — приводит цитату из дневника и далее продолжает — …это как? Волочится? Мы не знаем… … …Так что вопрос о том, переходил ли в своих ухаживаниях ее отец границы приличий и был ли у него к собственной дочери сексуальный интерес, оставим нерешенным. Вполне резонно предположить, что такой интерес мог быть и у самой Марии Башкирцевой к отцу: ведь не зря она предложила ему игру считать его старшим братом и называть Константином».
Эта маниакальная ревность прослеживается повсюду: взять любую цитату из дневника, даже самую наивную, крик отчаяния или боль души — всё истолковывается им превратно, с лёгкостью иллюзиониста и равнодушием палача.
«Представляете ли вы себе меня слабой, худой, бледной, умирающей, мертвой? Не ужасно ли, что все это так? По крайней мере, умирая молодою, внушаешь сострадание всем другим. Я сама расстраиваюсь, думая о своей смерти. Нет, это кажется невозможным. Ницца, пятнадцать лет, три Грации, д’Одиффре, Рим, безумства в Неаполе, Лардерель, живопись, честолюбие, неслыханные надежды — и все для того, чтобы окончить гробом, не получив ничего, даже не испытав любви!»(26.07.1881).
«В опубликованной записи выкинуты имена д’Одиффре и Лардереля, как они выкинуты и из всего дневника, а между тем они в перечислении объясняют, например, что за «безумства» были в Неаполе — конкретные безумства с графом Лардерелем, игра с репутацией, а не просто жеманные восклицания патетично-истеричной девы».
Когда же наступит оргазм, этот страстно желаемый нами момент грехопадения, когда живописец от жёлтой литературы нарисует нам, наконец, подлинную (натуралистическую) картину действительности и опишет во всех подробностях, как Мария потеряла невинность, и карточный домик наивного умиления чувствительных домохозяек, романтиков и поэтов рухнет вдруг под напором неопровержимых фактов, предоставленных нам бескорыстным правдоискателем? Уверяю Вас, соотечественники: не дождётесь. Обещанное порно как-то не состоялось.
Не состоялось и настоящее эротическое шоу, которое даётся не каждому, но лишь мастерам своего дела, влюблённым в своих героев.
Мария зрит красавца молодого
У ног ее. Не говоря ни слова,
К ней устремив чудесный блеск очей,
Чего-то он красноречиво просит,
Одной рукой цветочек ей подносит,
Другая мнет простое полотно
И крадется под ризы торопливо,
И легкий перст касается игриво
До милых тайн… Всё для Марии диво,
Всё кажется ей ново, мудрено.
А между тем румянец нестыдливый
На девственных ланитах заиграл —
И томный жар, и вздох нетерпеливый
Младую грудь Марии подымал.
Она молчит; но вдруг не стало мочи,
Едва дыша, закрыла томны очи,
К лукавому склонив на грудь главу,
Вскричала: ах!.. и пала на траву.
(А. С. Пушкин «Гавриилиада»)
Это я к тому, чтобы было с чем сравнивать.
Единственное, чему отдаёт должное наш эстет — её откровенность, питающая живительной энергией его богатое воображение:
«Она действительно предельно откровенна, так и видишь ее на кровати в сексуальной истоме, занимающейся мастурбацией, и можно только пожалеть, что ее действительный образ доходит до нас с таким опозданием, на сто с лишним лет».
Вот она, утаённая правда, скрывавшаяся от нас более сотни лет, вот истинный деликатес французской кухни, с лёгкой руки Александрова ставший бестселлером! Вот подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой… Чего вы ещё хотите, наивные и чувствительные души?
Но если, дорогие друзья, вы всё ещё читаете эту мою эмоциональную статью, тяжёлую и занудную, то боюсь — не останется вас на дегустацию, то бишь чтение главного: рецензируемой книги. И всё же, смею предположить, что чувство обманутого вкладчика, потерявшего время и деньги (деньги, потому что время — тоже деньги), если только вы потрудитесь дочитать эту книженцию до конца — это чувство вас не минует. Помяните моё слово.
Я дочитал этот «добросовестный» литературный труд.
Морщась от дурно пахнущей грязи, с чувством исполненного долга вылитой Александровым на головы близких и окружения Марии, я, грешным делом, начал уже полагать: уж не личное ли это у него? Не один ли это из наследников тех, кто ломал копья в судебной тяжбе с семьёй Башкирцевых, не мытьём так катаньем решивший реабилитировать свою вполне материальную ущемлённость. Но нет, похоже, что нет. Видимо, здесь — банальный, но образованный нигилизм, маниакальная страсть к ниспровержению любых авторитетов, сколь бы заслуженными они ни были. Как, наверное, быстро растёшь в собственных глазах, наивно надеясь на столь же стремительный рост в глазах общественности, когда в мутной воде безнравственности ловишь золотую рыбку сенсации. Светские львицы сегодня отдыхают…
Вот и Ги де Мопассан, имевший несчастье, хоть и с опозданием, но признать духовное очарование Марии («Это была единственная Роза в моей жизни, чей путь я усыпал бы розами, зная, что он будет так ярок и так короток!») поплатился за свою откровенность очередным разоблачением А. Александрова. А что, всё туда-же, до кучи, в тар-та-ра-ры. Что ему Толстые, Пушкины, Хлебниковы, Башкирцевы, Гонкуры, Мопассаны — всего лишь тесто для замешивания дерьма:
«Башкирцева не раз пролистывала «Жизнь парижанок» или другую подобную литературу, не зря разговор ее так фриволен и вертится вокруг фаллоса Ги де Мопассана.Что ж, собеседника она выбрала достойного. Ничто так не заботило его, как собственный фаллос… Он на глазах у знакомых до десяти раз овладевал проститутками, переходя от одной к другой. Не зря он был похож на быка, на быка, покрывающего целое стадо коров. Теперь он чувствует, что перед ним телка, и он жаждет покрыть ее, он раздувает ноздри и топорщит нафабренный ус, переходя к решительной атаке».
И это, наверное, всё, что можно было извлечь исполненному чувства исторической правды великому правдооткрывателю и исследователю «мифов» из переписки М. Башкирцевой и Мопассана. Что тут добавишь? Но я бы, всё же, рискнул: на ниве дневниковедения (раз уж эта тема ему так близка), как и в любой культуре, водятся вездесущие сорняки, представляющие собой примитивную форму существования одноклеточных и некоторых белковых тел, наподобие дневника Бель де Жур. Уверен, наш злополучный автор мог бы более преуспеть в своих исследованиях, если бы обратился к нему. Ведь никто, в этом случае, не попрекнул бы его, что он несёт похабную и безнравственную лабуду.
© Вячеслав Отшельник. 31 октября 2009 г.
В продолжение темы: «Её жизнь — молния!«
Эссе впервые опубликовано в тематической рассылке «Твой Личный Дневник«,
а также на следующих ресурсах:
Блоги@mail.ru;
Сайт «Журналист-PRO«;
Литературное общество Fabulae
ИЗБРАННЫЕ КОММЕНТАРИИ:
Leisan 27 марта 2010 («Журналист-PRO«)
Да это настоящее вступление к исследовательской работе!!!
Я даже не знала об этой книге, очень интересно!!!
kigan1_Игорь Кущ 27 марта 2010 («Журналист-PRO«)
Кроме постельных сцен Мария описывает и приближение своей собственной смерти, с присущими творческому человеку переживаниями. Уже только это достойно уважения этой 25-летней девочки. Не каждый взрослый мужчина способен вести себя так достойно и спокойно, зная о своем близком уходе!
Gladkou_Анатолий Гладков 27 марта 2010 («Журналист-PRO«)
В. Отшельник
Главная идея автора — раскрытие …
Вопрос ко всем: не стоит ли «цель автора» раскрывать хотя бы цитатой (автора 
)? А то уж больно на ИМХО смахивает 
В. Отшельник 27 марта 2010 («Журналист-PRO«)
Анатолий Гладков
«Вопрос ко всем: не стоит ли «цель автора» раскрывать хотя бы цитатой (автора )? А то уж больно на ИМХО смахивает»
— На моё ИМХО, что ли смахивает? Так я и не претендую на большее. Поэтому и пишу в жанре эссе. А цитат автора рецензируемой книги, по моему, и так более, чем достаточно. Уж в этом-то я его не обидел.
Спасибо за столь пристальное внимание, Анатолий.
Из комментариев на литературном сайте «Fabulae«:
Ирма Хайне 28.09.2014
Здравствуйте, Вячеслав. Я внимательно прочла дневник Марии Башкирцевой, ознакомилась с ее творчеством, биографией, равно столь же внимательно прочла книгу Александра Александрова и не менее вдумчиво и скрупулезно изучила вашу рецензию. Именно в таком порядке все и происходило: сначала Дневник, потом Подлинная жизнь, потом ваши доводы в защиту Марии Константиновны. В связи с вашей рецензией хочу поделиться собственным мнением на ваши аргументы.
Бесспорный момент состоит в том, что Марию Башкирцеву знают — если вообще знают и где-то слышали это имя — по ее Дневнику. В памяти большинства людей мира нет такой художницы, ее просто не знают. Если и слышали где-то такое имя, то явно не в связи с ее творчеством, а в связи с Дневником. Отсюда приходится сделать печальный для Марии вывод о том, что великой художницей она так и не стала. Следите за мыслью? Тогда откуда же у человека с не дотягивающими не только до гениальности, но и до действительно крепкого таланта способностями столько самомнения?
Вы пишете, приводя слова Андреевского С. А.: «Мы знаем, что соединение большого таланта с большим тщеславием не только не редкость, но почти общее явление: Байрон, Бальзак, Гюго, Лермонтов, Лассаль, Достоевский… » Совершенно соглашусь с этой цитатой, я, может, это и несправедливо, считаю, что гению простительно почти всё. Более того — я придерживаюсь этого убеждения, ведь «что позволено Юпитеру…» Но причем тут Мария Башкирцева? Какая грань ее таланта хотя бы минимально может лечь на весы по другую сторону от каждой из названных в цитате фамилий?
Как говорят в актерской среде, простите за вольность: «Ты пьешь не по таланту». Так говорят не столь талантливым артистам. Вот и у меня при прочтении Дневника создалось впечатление, что, перефразируя и говоря крайне образно, девушка «пила» не по таланту.
Хочу сделать акцент на то, что когда я приступала к чтению Дневника, я только в общих чертах знала, кто такая Башкирцева, поэтому никакой предвзятости к ней у меня просто не было. Наоборот я, как человек, ценящий талантливых, необычных, выбивающихся из общей массы людей, хотела, можно сказать, найти еще одного такого. Не нашла.
Я увидела в Башкирцевой именно того человека, которого и увидел в ней Александров. Без причины самовлюбленная, эгоистичная, высокомерная, жестокая, играющая людьми Нарцисса. Мария Константиновна вызвала у меня эмоции крайне отрицательные. Читая ее Дневник, мне периодически приходилось морщиться, хмуриться и качать головой.
Башкирцева виделась мне при прочтении Дневника злобным манипулятором, которому повезло иметь возможность безнаказанно обижать людей, пользоваться ими (тетя, отвергнутые влюбленные кавалеры, отец).
По большому счету, как говорил Король из фильма «Золушка»: «А что, собственно, вы сами можете предложить? И никакие связи не помогут сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым. Верность, благородство, умение любить. Обожаю, обожаю эти волшебные чувства, которым никогда не придет конец». В этой моей цитате содержится то, что лично для меня важно в людях. Мария в плане прекрасных свойств души меня разочаровала. Она никого не обогрела своей любовью, никого не спасла, не помогла, хотя имела все возможности для этого. Наоборот — она жестоко высмеивает поклонников, которые любят ее, она не имеет сострадания к животным (с радостью ездит посмотреть, как стреляют в голубей, прониклась со второго раза корридой, вешает на хвост преданного пса табличку с надписью Почетный отзыв, показательно страдает из-за смерти собаки, ибо хочет, чтобы читатели отметили ее чуткость), ее не волнует смерть отца.
Мне странно, что те, кто читал обо всем этом, могут восхищаться таким человеком.
И мне совершенно неважно при этом, какие чувственные бури одолевали девушку, с кем она чего хотела, ибо я человек широких взглядов. Единственно — зачем тогда делать из Марии Константиновны непогрешимого ангела, если это неправда? Меня во всем этом волнует только этот вопрос. Я прекрасно ее могу понять, осуждения ни капли нет, я бы даже не стала об этом думать, если бы ее не пытались преподнести ее родственники чуть ли не Мадонной над всеми грешниками. По-моему — это лишнее. А ведь именно в ее непогрешимость и поверили многие читатели Дневника, это стало еще одним плюсом в их глазах. А это совсем нечестно.
Далее, что касается творчества Башкирцевой. Безусловно, я не истина в последней инстанции и не великий знаток живописи, чтобы говорить — гениально это или нет. Я о другом. Если бы не деньги семьи, Мария не только не смогла бы учиться у хороших мастеров, но и не выставилась бы так быстро в Салоне. Об этом тоже пишет Александров. Вы же не спорите с тем, что он проделал большую работу? Именно он раскрыл «кухню» того, каким образом можно было выставиться в Салоне и получить отзывы и награды. А если бы не деньги и связи — вернемся к словам Короля из «Золушки».
Вся история с появлением «великой» художницы и Личности, как пишете вы, не возникла бы, если бы Мария не умерла так рано. Это как: «Сегодня умрешь — завтра скажут «поэт». Я согласна с Александровым, что проживи Мария Константиновна хотя бы лет 50 — не было бы ничего из того, что всё же имело место быть после ее смерти. А именно — восхваление, поклонение. Она наделала бы еще кучу ошибок и бросила бы занятия живописью, скорее всего. И была бы одной из многих миллионов в истории наглухо забытых художников.
Я искренне сопереживаю ее мучениям, которые связаны с болезнью, меня трогает ее ранняя смерть, это было несправедливо. Однако я стараюсь быть объективной. Как так получилось, что человек прожил достаточно для того, чтобы войти в искусство, как считают поклонники ее Дневника, но при этом так мало, чтобы отдать кому-то любовь, подарить милосердие, отдать часть себя в помощи другим людям? Иными словами — что хорошего она сделала в жизни? За что можно ее уважать?
Пренебрежительное отношение к людям более низкого социального статуса тоже отталкивает от такой «личности». В чем состоит пропагандируемый ум девушки, если она не видела мир в целом, хотя и колесила по нему? Что, если дочь прачки тоже бы вот могла рисовать? А у нее возможностей не было. У Башкирцевой были все возможности, связи, и то она стала известна исключительно своим Дневником.
Возьмем певца Муслима Магомаева. Что делал бы он со своим волшебным голосом, являясь сыном матери, которая находилась в презираемом Башкирцевой классе? Если бы не СССР. Пел бы на улице или в чайхане? И, заметьте, Магомаев умудрился быть личностью, не унижая других и не превознося себя.
Это как пример.
Так что я не согласна с вами, Вячеслав. Вы попытались вступиться за честь девушки — прекрасно. Но стоит ли она того? Вы сами писали, что она сама уже не может ответить Александрову. А Александров может ответить вам? Где же справедливость?
Вы пишете: «Марии Башкирцевой, как женщине, как неординарной, непосредственной Личности, удалось подняться над безликой массой, в своём духовном и интеллектуальном развитии вырваться из пут «закона всемирного тяготения» социума и резко взлететь на недосягаемую для серого большинства высоту. Такие «пируэты» выдающихся Личностей, кровь и плоть из народа, из этой аморфной, индифферентной среды, социум не прощает. Он ищет и находит в них «признаки» себя, но признаки самые грязные, низменные, порочные, чтобы самодовольно сказать: «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» ( «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что из подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы!»
Это вы, видимо, обо мне? Я же не в восторге от Башкирцевой, значит — это и обо мне вы пишете. Вы решили взять и причесать всех, кто не восхищен Марией Константиновной, под одну гребенку. Но это несправедливо. Выше я писала свои аргументы по поводу того, чем она меня отвратила от себя.
Вообще-то, всё то, что вы пишете, основываясь на своих убеждениях личности, таланта, искусства, выделения из толпы и всего остального — близко мне. Но странно выходит — мы с вами не сходимся. Вы пошли не тем путем в своей доказательной базе. Я — равно как и вы — считаю, что личность должна возвышаться над безликой толпой. Я за равноправие женщин во всех областях науки и искусства. Я за неординарность. И все остальное тоже, из чего вы исходите. Но причем тут Башкирцева? Как видите, есть люди ваших взглядов, но которые не уважают Марию Константиновну. Парадокс. Предлагаю не мерить всех по одному стереотипу.
Ну вот примерно то, что я хотела вам сказать в общих чертах.
В. Отшельник 29.09.2014
Ирма, спасибо Вам за столь развёрнутый комментарий, за Ваше мнение и грамотное изложение мыслей. С уважением отношусь к Вашей позиции и безусловно признаю Ваше право на иное мнение, отличное от моего.
Боюсь, Вы не поняли (или я не смог донести) основную мысль моего текста. В нём я осознанно постарался избежать превозношения личности Марии Башкирцевой. И хотя, конечно, наше с Вами отношение к ней (то есть оценка) диаметрально противоположное, эта работа отнюдь не преследовала цель оправдания недостатков личности Марии, идеализации её образа. Поэтому спорить и опровергать Вас в Вашем личном отношении к ней не вижу смысла, ещё и потому, что само общество пока ещё не пришло к единому мнению, что лучше (или хуже), и кто более грешен: тот, кто действительно грешил и естественно не был свят, или тот, кто считает себя святошей и с высоты прожитых лет считает себя вправе судить и осуждать тех, кто и жизни то не видел, а просто хотел жить.
Разве я, или Вы, уважаемая Ирма, или кто другой, может с уверенностью утверждать, что в свои 24 года не были амбициозны, категоричны по отношению к другим людям, где-то высокомерны, где-то непростительно жестоки в своих суждениях, в чём-то ещё не правы? Судьба не оставила ей времени, чтобы стать столь же мудрой, как Вы (к примеру).
Но разве это повод для того, чтобы столь фанатично, как это делает Александров, рыться в грязном белье давно умершего человека, не сделавшего никому зла, а лишь ставшего притчей во языцех и морально-нравственным водоразделом в бурных баталиях тех, кто симпатизирует ей и, напротив, испытывает антипатию. Я, например, испытываю антипатию ко многим людям, в том числе и женщинам, и могу говорить о их недостатках, как это делаете Вы в отношении Башкирцевой — никто не может запретить. Но для меня, как, надеюсь, и для Вас, существует запрет нравственный (внутренний) на то, чтобы ИЗДЕВАТЬСЯ над кем бы то ни было цинично и пошло, как это делает Александров, и как это показано в моём тексте.
Вот о чём идёт речь в моём эссе-рецензии, а отнюдь не о прославлении личности Марии Башкирцевой и восхищении ею, с чем Вы пытаетесь пролемизировать. Если уж полемизировать в этой плоскости, то я Вас приглашаю на другую свою страничку, посвящённую Марии Башкирцевой, которой посвящено другое моё ессе «Её жизнь — молния!». Уверяю Вас: я прислушаюсь ко всем аргументам «против».
Не вижу в этом трагедии, Ирма. Как, наверное, и Вас не разочарует, если я скажу, что не согласен с Вами в следующем: «вступиться за честь девушки — прекрасно. Но стоит ли она того?» А она чего такого совершила против человечества, чтобы не вступиться за её честь (кроме того, что мыслила не ординарно и не по годам аналитически)?
Да разве я писал опус о жизни Александрова, собирал против него компромат, поливал грязью? Всё, что было о нём сказано, было сказано в связи с его грязной книжонкой о личной жизни Марии Башкирцевой и в её защиту, но никак ни о ЕГО личной жизни, в которой копаться столь же досконально у меня нет ни малейшего желания, да и было бы слишком много чести.
Ну, что Вы, Ирма… Это не о Вас. Это о толпе. И к тому же это мысль А.С. Пушкина, высказанная им в письме к Вяземскому, с которой я согласился. Но ни я, ни он не имели ввиду лично Вас, так как в момент написания даже не подозревали о Вашем существовании. Так же, как и Мария Башкирцева, в свои юные годы высказывавшая в своём дневнике много нелестных слов в отношении толпы, не имела ввиду лично Вас. И весь сыр-бор вокруг личности Марии Башкирцевой, на мой взгляд, заключается не в ней самой, а в её способности и таланте независимо, нестандартно, без оглядки на общественное мнение мыслить, чувствовать, жить. Читая её дневник каждый — неважно, симпатизирует он ей или напротив, испытывает антипатию — невольно проецирует на себя всё, что там написано. И то, что уже полтора столетия кипят страсти вокруг её дневника и её личности, доказывает лишь непосредственность этой личности и знАчимость написанного ею.
Вот именно! При чём тут Башкирцева? Почему было не написать о Бель де Жур?
Ирма Хайне 29.09.2014
Здравствуйте, Вячеслав! Ваш внимательный ответ на мой комментарий мне приглянулся. Я лучше осознала цель вашего эссе.
Проблема состоит в том, что я, имея антипатию к Башкирцевой, не подумала должным образом о моральном аспекте. Для меня это выглядело так: мне Мария Константиновна не понравилась как человек, я удивилась, что кто-то, даже кое-кто из великих, симпатизируют ей, Александров развенчал мифы, я подумала — вот оно!
Это как тогда, когда тебя что-то смущает в человеке, а другие аплодируют ему, а тебя продолжает смущать, а потом оказывается, что не просто так тебе казалось, что человек аплодисментов не достоин.
Вашу цель написания статьи в защиту Марии я поняла. Она благородна, стоит отметить.
Однако, если учитывать то, что все возвращается бумерангом и дается сторицей по заслугам, то, собственно — за что вступаться, даже если это не совсем красиво выглядит со стороны Александрова?
Как в Иронии судьбы или С легким паром говорит герой Георгия Буркова: «Давай пойдем логическим путем». Герой Александра Белявского отвечает: «Пойдем вместе!».
Пойдемте вместе логическим путем. Мария Башкирцева больше всего в жизни мечтала о славе. Так? Так. Мария хотела оставить после себя огромный след на Земле, и чтобы ее имя прогремело по целой планете громко и всколыхнуло её (планету). Так? Так. Пусть не на всей планете, к сожалению Марии Константиновны, но в Европе после её смерти благодаря её Дневнику — люди о ней узнали. Уже же хорошо? Хорошо. Именно этого она хотела. Чтобы её знали. Прекрасно всё в этом плане получилось. Идем далее. Про Башкирцеву стали забывать. Хотелось бы этого ей? Нет, не хотелось бы. И тут выходит книга снова о ней, пусть и не столь красивая и приглядная для Марии, как для девушки и загадочной личности. НО! В 2003 году, о котором она даже помыслить не могла, что такие цифры года станут для кого-то обычными для жизни, выходит книга о ней!
Судя по всему, Марии Башкирцевой было в достаточной степени всё равно, чем прославиться. Она хотела петь, потом рисовать, при этом вела дневник, намечая будущие пьесы и рассказы. Мария Константиновна хотела, чтобы о ней говорили, пытаясь привлечь внимание к себе любыми способами — вечный стиль в белом платье, три грации в необычной карете. Это как небольшой пример того, что Мария хотела быть на устах, чтобы о ней говорили.
В таком случае Александр Александров сослужил ей хорошую службу. Снова вызвал интерес к её персоне. Кто-то и не знал о Башкирцевой до этого, а, взяв по случаю книжку в дорогу, глядишь-ты — узнал.
И для поклонников Башкирцевой — чем не предмет для обсуждения эта книга. Говорят, полемизируют, как мы с вами — чем не третья жизнь после Дневника?
И при этом — всё так, как хотела Мария Константиновна. Она всё еще, через много-много лет после смерти — обсуждаема, знаменита. Возможно, ей и не было бы важно — спроси её — каким именно образом она снова вернулась бы в мысли людей. Она же хотела славы. И при этом никогда не оговаривала — каким образом и какой славы.
Так что, возможно, Александров сделал именно то, к чему она стремилась. Есть же люди, кто идут в сомнительные телепередачи в поисках известности, есть также те, кто вызывают разговоры своими не совсем целомудренными фотографиями в СМИ.
Вот, допустим, в 2103 году вполне могут и забыть Марию Башкирцеву, и даже уже и раскрывать никаких тайн нет возможности, Александров раскрыл все. Что тогда? Забудут её? Но это не то, чего она хотела.
Так что, как ни крути — Александров сделал то, чего Башкирцева и жаждала всю жизнь. Вернул интерес к ней, снова напомнил людям, что была такая девушка, вызвал эмоции. Она умерла в 1884 году, а мы с вами в 2014-ом говорим о ней именно из-за книги Александрова.
Еще один аспект. Рыться в чужой личной жизни — не есть хорошо. Однако Мария писала Дневник, мечтая, что он будет опубликован. Следовательно, всё, что она в нем писала до последней запятой — должно было быть передано общественности. Это её желание было. То, что родственники подкорректировали её Дневник — понятно. Тогда были живы те, кто там упоминался. Но по прошествии более 100 лет, когда сменились правительства, идеологии, умерли все до одного, включая родственников тех, на кого мог отбросить тень дневник — в чем проблема была опубликовать все записи без купюр? Ведь Мария писала их именно для печати — все записи свои. Александров, помимо личных комментариев, которые могли показаться кому-то нетактичными, в чистом виде исполнил волю Марии Башкирцевой — нашел и опубликовал почти всё, что возможно, что она готовила к широкой печати. По идее — выполнил её волю. Она этого хотела.
Примерно такие мысли у меня на предмет ваших некоторых аргументов.
Я пройду по ссылке, посмотрю, что там — Её жизнь — молния.
Еще хочу сказать уже только о технической стороне вашего эссе. Написано прекрасно, на высочайшем уровне. Вы виртуозно владеете словом, создается впечатление, что вы по образованию лингвист, литературовед или философ со степенью. Великолепное эссе!
В. Отшельник 03.10.2014
Простите за задержку с ответом, уважаемая Ирма.
По прежнему оставим «вне игры» мою симпатию и Вашу антипатию к личности Марии Башкирцевой. Эта полемика бесплодна, как Вы, наверное, и сами понимаете. По моему глубокому убеждению, суть разногласий кроется не в ней лично, ибо она ничего такого не совершила против человечества, а в отношении людей к недостаткам или преимуществам других. Каждый прочитавший дневник Башкирцевой, вольно или не вольно проецирует мысли и чувства его автора на себя. Вот Вы же в своём первом комментарии ничтоже сумняшеся приняли на свой счёт моё высказывание про толпу и мерзость, не смотря на то, что это была цитата из А.С. Пушкина. («Это вы, видимо, обо мне? Я же не в восторге от Башкирцевой, значит — это и обо мне вы пишете»)
Но кем я должен быть (как Вы думаете?) как творческая личность, чтобы соотносить свои мысли, чувства, высказывания с оценкой других, тем более неизвестных мне людей, угождая их самолюбию и субъективным понятиям добропорядочности. Так и оппоненты Башкирцевой не приемлют её право независимо мыслить и судят о ней как о пожилой женщине, блуднице и потаскушке, опасной авантюристке и неудачнице, посмевшей кому-то читать мораль, не принимая во внимание, что эта девушка и пожить-то не успела, чтобы списывать на неё столько грязи. Однако, я не могу (и не хочу) никому запретить испытывать к кому-либо антипатию. Бог им судья. Одни ищут объект для позитивного самовыражения и акцентируют внимание на прекрасном, другие (как Александров) не мыслят жизнь без негатива и концентрируются на том, чтобы разочаровать первых. Сэ-ля-ви.
Вы сами-то верите в то, что написали, Ирма? Мы-то с Вами да, говорим в контексте книги Александрова. Но лично я (хотя, возможно, у Вас и нет основания верить) написал своё эссе «Её жизнь — молния!» за 10 месяцев до того, как узнал о существовании этого грязного опуса, а сам дневник Башкирцевой ещё раньше. И мне представляется наивным думать, что люди узнают о Башкирцевой и её дневнике из трудов Александрова, а не наоборот, когда в развитие темы сталкиваются с его опусом. Это подтвердили и Вы:
А теперь сами себе противоречите. Простите.
Да и трудно себе представить, чтобы после прочтения «Подлинной жизни» у кого-то появилось желание читать дневник. Правда, в обществе всегда находятся и такие критики, которые на вопрос «в лоб»: «А вы читали?» всегда ответят: «Не читал, но осуждаю». Относительно таких немногочисленных, возможно, Вы и правы.
Не обижайтесь на меня, Ирма, но Вы не смогли меня переубедить. Однако Ваши комментарии очень ценны для меня, и я рад был заочно познакомиться с Вами.
Спасибо, что прочитали моё эссе и за высокую техническую оценку, которая, впрочем, несколько завышена, по моему скромному мнению.
Ирма Хайне 03.10.2014
Здравствуйте, Вячеслав.
Я уже поняла, что никто из нас двоих не сойдет с колеи, не убедится аргументами друг друга в отношении Марии Константиновны.
Однако я всё же хочу обратить ваше внимание на то, что:
1. Девушке было действительно все равно, чем прославиться.
2. Я всей сутью своей за необычность личности, за выбиваемость из толпы и талант. Отсюда вытекает уже озвученное мной — Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.
В связи с этим получается, что книга Александрова дала новую «жизнь» известности Башкирцевой. А таланта особенного, гениального у нее так и не было замечено.
Возьмем пример из моей жизни. Я общаюсь с людьми необычными в реале. Они выглядят необычно, мыслят необычно. Для многих шок — таких даже увидеть на улице. Однако — это мои очень хорошие приятели или даже друзья. Обвинить меня в предвзятости к особенным людям нельзя. Я только не понимаю, чем именно Мария так особенна и гениальна. Из гениальности вытекает еще одно. Гениям я правда прощаю практически все. Даже если не согласна в корне с их поступками некоторыми и взглядами.
Недавний пример — Эдуард Успенский, писатель. Не сказать, что приятный человек. И при этом я не согласна с ним в его взглядах многих. Однако — любовь к его творчеству перевешивает. Он гений.
Мария Башкирцева не гений. Она же не являет собой нечто особенное в стиле подать себя, даже с суфражистками она была недолго, только чтобы ее заметили. Цельности личности в связи с этим не вижу. Если я феминистка и суфражистка, то полностью, а не на время. Это я про себя сейчас.
Так что не только талант Марии сомнителен, но и её личность в качестве цельности оной.
Вы написали прекрасно ваше эссе, даже при том, что я с ним не согласна. Но я не отмахиваюсь от очевидного никогда. Прекрасный слог, стиль, аргументы, глубокий анализ. Техническая сторона вопроса вашего эссе выше всяких похвал. Поверьте.
В. Отшельник 03.10.2014
Ирма, спасибо за Ваше мнение. Если в моих работах найдёте ещё что-то интересное для себя, то приглашаю Вас к новым обсуждениям, при этом элементы критики и не согласия всегда допускаю.
Много читала о Башкирцевой и в советское время. Нравилось, как о ней пишет Евг. Богат. Но Ваше эссе — высший пилотаж !!!!!!!!!!!!!
Благодарю Вас, Индира. Ваши слова стимулируют на дальнейший творческий поиск.